Он обернулся на меня, отложив карандаш в сторону.

— Я удивляюсь, что, оказывается, есть вещи, которых я о тебе ещё не знаю.

— Мы никогда не говорили подробно о работе здесь… мне кажется, что твоя специфика похожа на мою, и на Пулину.

— Но это не мои работы.

— И это не мой проект, и у Пули не её сочинение. Так и должно быть.

— А свой проект у тебя есть?

Мы разговаривали в полголоса, не отвлекая от праздности других. Только Вельтон с улыбочкой поглядывал на наше шептание.

— Есть.

— Не заказ на работе, не халтурка со стороны. А свой.

— Да, есть, — спокойно и даже без удивления ответил Трис.

— Покажешь?

— Когда будет готов, обязательно, — и, считая разговор законченным, снова углубился в работу.

Я пошла включать радио. Архивариус сегодня не балагурил, читал книгу. Нил был в магазине, Зарина зарылась в журналы, а Пуля в сочинение нового рецепта, мне не к кому было приткнуться. Вельтон, когда я проходила мимо, расплылся в улыбке:

— Голубки.

Пациент жив! — повторила я в мыслях. Портрет идеального мужчины тому подтверждение, иначе бы я не смогла. Это было трудно, но это — моё. Единственное за последние годы моё произведение.

Глава 17.Дверь

Последняя неделя до первого апреля прошла незаметно. Я всё порывалась начать что‑то рисовать, да откладывала, потому что успокоилась на счёт своего творчества и была уверенна, что в любой момент могу взять в руки кисти и краски и… но времени пока что не находила.

То, что Нил говорил о погоде, сбылось. Последние два дня лил затяжной противный дождь со снегом, это способствовало таянью последних сугробов, но из‑за порывистого ветра на улице казалось холоднее, чем показывал термометр, и хотелось вернуться в зимнюю дубленку, а не заворачиваться по самые уши в пальто.

В агентстве снова было безлюдно. Виктор в условленный день не пришёл, мы стали уже думать, что он не вернётся, но Пуля, бедняжка, добровольно лишила себя выходных, потому что надеялась. Следующий этап должен был быть её, и она ждала каждую ночь, что появится в дверях керамист, и она напишет его романтичную историю. Нилу, Сыщику, пока не довелось проверять себя в самостоятельной работе, но в "Сожжённом мосте" он освоился быстро. У него был лёгкий характер, общительный, и с Тристаном они довольно часто контактировали вне агентства. Я была рада за Триса, — коллеги по официальной работе в ранг друзей не переходили, не знаю, почему, я этого коллектива совсем не знала, и лучшим другом Трис никого назвать не мог. Мы с ним на пару в этом вопросе были одиночками, пока в город не вернулся Нил, и мне он очень нравился своей простотой и улыбчивостью. В нём осталось немного от студента. Трис рассказывал, что работу он ищет не особенно рьяно, комната его похожа на спальный вагон с минимумом вещей, ест он плохо, потому что экономит задолженные деньги, спит всё утро и половину дня, а вечером мотается по городу просто так. Трис пытался пробить ему место в своей фирме, но не вышло.

Около шести вечера, то есть для нас в самый глубокий сон, в прихожей зазвонил телефон. Это я забыла его выключить. До конца не проснувшись, поймав себя лишь на желании не вылезать из‑под согретого одеяла, я услышала, что Трис подошёл первым. Приглушённый голос было не разобрать, но если он не позвал меня, значит это его, или ничего срочного. За завтраком Трис рассказал, кто звонил:

— Тебе заказ со студии интерьера, я всё записал и на доску там прикнопил.

— Угу. А что там?

— Открывается кафе восточной кухни, хотят, чтобы ширмы вязью были расписаны, и все разные. Большой заказ. Перезвони им завтра днём.

— Трис, а ты как давно в отпуске был?

— В агентстве? — он убрал тарелки и поставил на огонь турку для кофе. — Не помню. Года полтора назад, наверное, как и ты.

— Не хочешь летом взять?

— Мне всё равно.

— Съездим куда‑нибудь?

— Из города?

— Да, недели на три.

Трис посмотрел на меня укоризненно:

— Сегодня первое апреля, скажи, что ты шутишь.

— Я знаю, что ж мы теперь, как привязанные к городу из‑за работы. Придёт посетитель раз, ему есть с чем работать, а меня можно и подождать, ты — вообще последнее звено.

— Нельзя, Гретт. — Он немного выждал, следя за нагревающейся водой, а потом спросил, — жалеешь?

— Нисколько. И никогда.

— Может, на пикник?

Пикник с путешествием не сравнить, но я согласно кивнула. Сожалеть, что Трис втянул меня в это чудо со Зданием и со связующими нитями, — невозможно! Я часто думала, как я без этой работы раньше жила?

— Лето хочу, — пожаловалась я, — хочу сидеть в парке и есть мороженое, хочу отпуск, надоели эти анализы художественных работ…

— Я читаю твои мысли, — Тристан глянул на меня серьёзно, чуть улыбнулся, и достал из морозилки мороженое, — купил сегодня к кофе.

В Вишнёвый переулок, не смотря на погоду, мы пошли пешком. Настроение было такое превосходное, что никакая морось его не портила, мы опять вспомнили Виктора, гадая, появится ли он сегодня, и решили, что нет. А из‑за Виктора вспомнили и о зонтиках. Тристан заставил меня закрыть свой зонт, обнял за плечо и сказал, что одного его зонта достаточно. Мы пошли рядом, и мне было так хорошо, что захотелось молчать. Идти и чувствовать, как он меня обнимает. А через несколько минут внезапно поняла, что ужасно не хочу работать ни над какими ширмами.

— Трис, ты будешь сердиться, если я откажусь от заказа?

— Нет, с чего ты взяла?

— Деньги лишними не бывают.

— Сейчас они у нас есть. А почему не хочешь?

— Мне нужен перерыв.

— Смело отказывайся.

У самого крыльца Трис заметил удаляющуюся фигуру и, быстрее, чем я успела узнать его, крикнул:

— Виктор!

Мужчина остановился, затоптался на месте, как тогда на пороге агентства, не зная — уйти или вернуться. Мы сами к нему подошли.

— "Мост" открывается лишь с полуночи, вы приходили слишком рано? Почему вас столько дней не было?

Керамист был без зонта, хотел взять свою кепку в руки, повинуясь привычке, но спохватился, что дождь, и ограничился вздохом:

— Нет, не поэтому. Сомневаюсь я… Я ведь на выходных сам в тот городок съездил, сам пытался её найти, не вышло. Подумал, может, всё‑таки не судьба. И ещё после тех рисунков…

— Что? — я насторожилась.

— Это так прекрасно, — эти воспоминания. А реальность может быть не такой, и всё, что сейчас мне кажется чудесным, опошлиться. Меня греют эти воспоминания, я думаю, что у меня в жизни было нечто особенное, пусть короткое, но как сон. Не всякий сон должен становиться явью, он ведь разрушится, понимаете? Вот о чём я думал все эти дни.

— И всё же вы снова здесь, — заметил Тристан.

— Я пришёл, чтобы всё окончательно понять, что мне следует делать.

— Пойдёмте с нами, наш Летописец…

— Идите домой, — я вспыхнула. — Разворачивайтесь, и проваливайте к чёрту.

— Гретт, ты что?

— Ничего. А вам, Виктор, следует делать то, что и всегда — утаптывать землю и спускать свою жизнь в надлежащее место. Чего вы встали? Шагайте.

— Да, наверное…

— Не наверное, а точно. Вы своей мечты просто не достойны. Девушка, поди, сама не подозревает, как ей повезло, что вы на письмо её не ответили, за то не разочаровалась в своей сказке о художнике, подарившем зонт за поцелуй, и не узнала, что вы на самом деле не романтик, а зануда и трус… идите и вспоминайте дальше свой солнечный день.

Тристан потянул меня к входу.

— Простите нас.

— Не извиняйся, Трис. Это какая‑то ошибка, Виктор, что вы вообще узнали о нашем агентстве! Народ часто ошибается дверью, и вы ошиблись. И о рисунках забудьте, я вам ни листочка не отдам, потому что вы и их не заслужили!

Он тащил меня почти силой, и последнее я выкрикивала уже из парадной, а захлопнувшаяся дверь едва не ударила меня по носу. Мы погрузились в темноту и тишину. Тристан, судя по звукам, закрыл и встряхнул свой зонт, и не стал подниматься по лестнице.